Спор продолжался, а Джимми обрадовался, потому что знал: теперь не накажут. Просто нужно молчать, и тогда они вскоре забудут, о чем, собственно, поспорили. Но все же он чувствовал себя виноватым – гляньте, до чего он их довел. И он знал, что все закончится как обычно – хлопнет дверь. Он все вжимался в кресло, а над головой летали туда-сюда слова, и в конце концов дверь таки хлопнула – на сей раз мама – и дунул ветер. Когда хлопала дверь, всегда ветер дул, ффыф-ф, – фыркал прямо в уши.
– Не обращай внимания, приятель, – сказал папа. – Ее воротничок душит. Скоро успокоится. Пойдем лучше поедим мороженого. – Так они и сделали, разложили малиновое мороженое в мисочки с красно-синими птицами. Мисочки делались вручную в Мексике, их нельзя было мыть в посудомоечной машине, чтобы не повредить роспись. Джимми доел мороженое – хотел показать папе, что все в порядке.
Женщины и их воротнички. То холод, то духота в странной, мускусной, цветочной стране у женщин под одеждой. Загадочное, важное неуправляемое – так думал папа. Но никто почему-то не говорил, что и мужчине бывает душно, об этом даже не упоминали – по крайней мере, когда Джимми был маленьким, – разве что папа мог сказать: «Охолони». Почему? Почему никто не вспоминает, что мужчинам тоже душно и у них тоже есть воротнички? Гладкие воротнички с острыми краями, с ужасной темной и колючей изнанкой. Джимми не помешала бы парочка теорий на этот счет.
На следующий день папа отвел его в парикмахерскую – на фотографии в витрине симпатичная девушка надула губы. Черная футболка сползла с одного плеча. Обмазанные угольно-черной тушью глаза смотрели жестко, волосы топорщились, точно иглы дикобраза. Кафельный пол в парикмахерской был весь в волосах – их шваброй собирали в кучи. Сначала на Джимми надели черный фартук вроде слюнявчика, и Джимми обиделся, не хотел походить на маленького. Парикмахер засмеялся и сказал, что это не слюнявчик. Разве Джимми когда-нибудь видел детишек в черных слюнявчиках? Ну, тогда ладно; Джимми подровняли искромсанную шевелюру. Может, этого он и добивался – чтобы его подстригли покороче. Парикмахер что-то намазал ему на голову, чтобы волосы торчали сосульками. Это что-то пахло апельсиновыми корками. Джимми улыбнулся своему отражению в зеркале, потом нахмурился, сурово сдвинул брови.
– Парень не промах, – сказал парикмахер, кивнув отцу Джимми. – Просто тигр. – Он стряхнул волосы Джимми на пол к остальным волосам, затем картинно сдернул черный фартук и снял Джимми с кресла.
Когда жгли костер, Джимми очень волновался за животных – думал, что им больно. Нет, сказал папа. Это мертвые животные. Как стейки и сосиски, только со шкурами.
А головы, подумал Джимми. У стейков не бывает голов. С головами – совсем другое дело. Ему казалось, на него укоризненно смотрят горящие звериные глаза. И он решил, что все это: костер, запах гари и, главное, страдающие звери в отсветах пламени – его вина, потому что он и не пытался их спасти. Но в то же время костер восхищал – он светился как рождественская елка, как горящая рождественская елка. Джимми надеялся, еще будет взрыв, как по телевизору.
Папа был рядом, держал его за руку.
– Подними меня, – сказал Джимми. Отец решил, что его нужно утешить – так оно и было, и папа взял его на руки и обнял. Но еще Джимми хотелось получше рассмотреть костер.
– Вот так все обычно и заканчивается, – сказал папа Джимми, но обращался не к Джимми, а к другому человеку. – Стоит только начать. – Джимми показалось, что папа сердится, как и человек, с которым он разговаривал.
– Говорят, это нарочно сделали.
– Не удивлюсь, если и так, – сказал папа Джимми.
– А можно я возьму коровий рог? – спросил Джимми. Он не понимал, почему должны пропадать такие хорошие рога. Он даже хотел попросить сразу два, но не рискнул.
– Нет, – ответил папа. – Не в этот раз, приятель. – Он похлопал Джимми по ноге.
– Поднять цены, – сказал человек. – Сделать на этих убийствах деньги, как-то так.
– Еще каких убийствах, – сказал отец Джимми с отвращением. – А может, просто выходка чокнутых. Какой-нибудь культ, кто его знает.
– А почему нельзя? – спросил Джимми. Никому больше ведь не нужны эти рога. Но папа проигнорировал его вопрос.
– Вопрос в том, как им это удалось? – сказал он. – Я думал, охраняемый поселок запаяли, как бочку.
– И мне так казалось. Мы же им платим, и немало. И куда они смотрели? Им не за то платят, чтоб они дрыхли как сурки.
– Может, подкупили охрану, – сказал отец Джимми. – Я думаю, проверят банковские счета, хотя такие деньги только последний дурак в банк положит. В любом случае полетят головы.
– Да, шерстить будут, не дай бог никому. Не хотел бы я оказаться на их месте, – сказал человек. – А кто сюда снаружи приходит?
– Ремонтники. И службы доставки.
– Надо все эти службы сделать подразделениями компании.
– Я слыхал, что именно так и собираются сделать, – сказал отец. – Но это какой-то новый штамм. Мы уже получили биопрофиль.
– В эту игру могут и двое играть, – сказал человек.
– И даже больше, чем двое, – ответил отец Джимми.
– А почему коровы и овцы горели? – спросил Джимми на следующий день. Они завтракали втроем, так что, судя по всему, это было воскресенье. По воскресеньям папа с мамой оба присутствовали за завтраком.
Отец Джимми как раз пил вторую чашку кофе и чиркал по листку с цифрами.
– Их нужно было сжечь, – ответил он, – чтобы оно не распространялось.
Он даже не взглянул на Джимми – возился с карманным калькулятором, рисовал карандашом.